В заливе Посьета наибольшие уловы дают второй и третий ходы, тогда как в Амурском и Уссурийском — первый и второй. Сроки ходов по годам несколько колеблются, но не более как на 3—5 дней. Первый ход продолжается обыкновенно до 23—25 марта, второй до 1—5 апреля, третий до 15—20 апреля и четвертый заканчивается в конце мая, а то и в июне. В течение лета и осени вблизи берегов остаются только второгодки и сеголетки, сельди более старых возрастов попадаются случайно единичными экземплярами. Сеголетки встречаются в большом количестве и даже составляют предмет промысла, — их ловят под названием «кильки» мелкоячеистыми сетями, и они идут в посол и на приготовление консервов. Промыслу этому, однако, едва ли можно сочувствовать. В конце октября и в ноябре наблюдается еще подход к берегам трехлеток, к которым примешивается некоторое количество сельди четырехлетнего возраста.
Эти ходы сельди стоят, по-видимому, в тесной связи с температурами воды. В заливе Посьета в 1927 г., например, температура воды была в среднем до 10 марта — 1.8°, и сельдь была однородного возрастного состава с преобладанием четырехлеток; однако как только после этого срока температура поднялась в среднем до — 1.13°, сразу же четырехлетки пошли на убыль и стали увеличиваться в уловах трехлетки. Количество последних постепенно возрастало, пока не достигло максимума при + 3,31° (в первую декаду апреля). Слабый ход двухлеток начался при температуре +1°, а массовый их ход был приурочен к температурам между + 5.76 и + 9.99°. Годовики появились лишь при температуре 10°. С некоторыми вариациями сходные соотношения наблюдались и в других частях залива Петра Великого. В общем можно сказать, что ход . сельди связан здесь с относительно низкими температурами и лишь молодые ее возрасты требуют температур более умеренных.
Сравнительно мало разборчивой является тихоокеанская сельдь по отношению к солености морской воды: она часто заходит в сильно опресненные бухты, подходит к устьям рек и даже заходит в реки. Некоторое влияние на ход сельди оказывает ветер: встречный ветер нередко задерживает и приостанавливает ход, тогда как попутный его усиливает. Однако, по наблюдениям Амброза, эта связь обнаруживается лишь в зимний сезон, весною же и летом ходы сельди почти не зависимы от ветров средней силы.
Все обстоятельства ходов сельди свидетельствуют о том, что она не совершает особенно больших миграций, а держится стаями тут же, в открытом море, и различные возрасты ее в разное время и при различных условиях подходят к берегам, смешиваясь в разных комбинациях. Нет никаких оснований думать, чтобы сельдь к нам шла откуда-нибудь с юга, например от берегов южной Кореи. Можно скорее предполагать, что часть молоди, вышедшей из икры, отложенной у наших берегов, увлекается течением на юг. Таким образом, условия миграций сельди, населяющей залив Петра Великого и прилежащие воды материкового побережья, напоминают те условия, которые мы наблюдаем в Немецком море, у берегов Англии и Шотландии и в Немецкой бухте; там также сельди не совершают больших миграций и держатся в открытом море, подходя к берегам то для икрометания, то для питания и смешиваясь в разных возрастных комбинациях.
В восточной части Японского моря, у берегов северной Японии и Сахалина, как мы видели выше, можно ожидать иных условий. Там вдоль берега проходит с юга на север теплое Цусимское течение (рис. 12), подобное Атлантическому течению, омывающему берега Норвегии, но менее мощное. Взрослая сельдь не подчиняется ему и не идет сплошным потоком с юга на север, как думали ранее рыбаки, но течением, без сомнения, захватывается молодь, вышедшая из икры в более южных частях побережья, и несется на север, постепенно развиваясь и вырастая в пути. Надо думать, что личинки, вышедшие из икры в мае у берегов Хоккайдо, к осени доносятся до узкой части Татарского пролива, где температура падает, течение сильно ослабевает и заворачивает на запад, направляясь затем вдоль материкового берега к югу. Если бы молодь сельди не обладала инстинктом по достижении известного возраста итти против течения, то она должна была бы скопляться массами в узкой северной части Японского моря, что было бы неблагоприятно для нее как в смысле питания, так и в смысле размножения; к одним и тем же местам нереста устремлялось бы огромное количество сельди, эти места переполнялись бы и условия развития следующего поколения были бы чрезвычайно неблагоприятны. Ввиду этого, надо полагать, что сельдь здесь, по мере вырастания, отходит медленно на юг, и, по всей вероятности, это совершается, так же как у берегов Норвегии и у берегов Мурмана, не сразу, а постепенно, в течение 3—4 лет, и не по прямому пути, а последовательными подходами к берегу и отходами в открытое море (рис. 6). Таким образом, к моменту достижения полной зрелости, на третьем году жизни (по наблюдениям Амброза, в заливе Петра Великого двухлетки еще не все созревают) сельдь оказывается, вероятно, близко от тех мест, где она вышла из икры.